Причины для счастья - Страница 12

Я не хотел быть бисексуалом. Я был слишком стар, чтобы экспериментировать, как тинейджер; мне требовалась уверенность, твердые основы. Я хотел быть моногамным — хотя моногамия редко достигается без усилий, а я не желал создавать себе лишние проблемы. Так кого же мне убить? Я знал, какой выбор будет легче, но если все свести к вопросу о пути наименьшего сопротивления, чьей жизнью мне предстоит жить?

Я был тридцатилетним девственником, перенесшим нервное заболевание, без денег, без перспектив, без навыков общения, и я в любой момент мог повысить уровень довольства своим положением, а все остальное назвать фантазией. Я не обманывал себя, я никому не причинял вреда. Большее было не в моей власти.

Я неоднократно обращал внимание на этот книжный магазин, приютившийся в одном из закоулков Лейхардта. Но однажды, в воскресный день, пробегая мимо, я увидел в витрине экземпляр «Человека без свойств» Роберта Музиля, невольно остановился и рассмеялся.

Я взмок от пота, так что не стал заходить и покупать книгу, но, рассмотрев сквозь стекло прилавок, заметил объявление «Требуется помощник».

Поиски неквалифицированной работы казались мне напрасной тратой времени; уровень безработицы составлял пятнадцать процентов, так что, решил я, всегда найдется тысяча других кандидатов: молодых, согласных работать за низкую плату, сильных, здоровых. И хотя я решил продолжить обучение, продвигалось оно очень медленно. Область моих интересов расширилась в тысячу раз, и, несмотря на то что протез давал мне бесконечную энергию и энтузиазм, на изучение всего потребовалась бы целая жизнь. Я понимал, что мне придется пожертвовать девяноста процентами моих увлечений, если я планирую выбрать профессию, но у меня по-прежнему не хватало духу отсечь что-либо.

Я вернулся в магазин в понедельник. По пути от станции Петершем я успел повысить уверенность в успехе, но она и сама возросла бы, когда выяснилось, что других претендентов нет. Владельцу было за шестьдесят, и он сорвал спину. Ему нужен был кто-нибудь, чтобы таскать коробки и сидеть за прилавком, когда хозяин занят чем-то другим. Я рассказал ему правду: моя нервная система повреждена после перенесенной в детстве болезни, и я поправился только недавно.

Он принял меня сразу, с испытательным сроком в месяц. Начальная зарплата как раз равнялась пенсии, выплачиваемой мне Глобальной страховой компанией, но, впоследствии я должен был получать немного больше.

Работа оказалась несложной, и хозяин разрешал мне читать в задней комнате, когда не было дел. В каком-то смысле я очутился в раю: десять тысяч книг, и все бесплатно; но иногда меня охватывал страх перед дегенерацией. Я читал с жадностью и об одном мог с уверенностью судить: я был способен отличить талантливых писателей от бездарных, честных от обманщиков, банальных от оригинальных. Но протез по-прежнему требовал, чтобы я наслаждался всем подряд, объял необъятное, рассеялся среди пыльных полок, пока не превратился бы в ничто, в призрак, блуждающий в Вавилонской библиотеке.

Она вошла в книжный магазин через две минуты после открытия, в первый день весны. Наблюдая, как она перелистывает книги, я пытался хладнокровно взвесить последствия задуманного. В течение нескольких недель я по пять часов в день стоял за прилавком, надеясь, что в результате контакта с людьми возникнет… что-нибудь. Не безумная любовь с первого взгляда, а хотя бы крошечный проблеск взаимного интереса, едва заметное доказательство того, что я действительно могу желать одно человеческое существо больше всех остальных.

Этого не произошло. Некоторые покупательницы слегка заигрывали со мной, но я понимал, что в этом нет ничего особенного, это просто способ установить контакт — и у меня не возникало никаких ответных чувств. И хотя я мог определить, какая из них была в общепринятом смысле этого слова хорошенькой, живой или загадочной, остроумной или очаровательной, какая излучала молодость или тщеславие, меня это просто не интересовало. Четырем тысячам доноров нравились очень разные люди, вместе составляющие практически все человечество. И ситуация не изменилась бы, если бы я не решился нарушить равновесие сам.

Итак, за прошедшие недели я снизил все соответствующие оценки в протезе до трех или четырех. Люди стали мне едва ли более интересны, чем чурбаны. А сейчас, оказавшись наедине с этой произвольно выбранной незнакомкой, я медленно перемещал ползунки регуляторов вверх. Чем выше становились оценки, тем сильнее мне хотелось поднять их, но я заранее определил уровень, на котором остановлюсь.

К тому моменту, когда незнакомка выбрала две книги и подошла к прилавку, я ощущал одновременно и дерзкую уверенность, и болезненную неловкость. Мне удалось правильно настроить протез, и мои чувства при виде этой женщины казались вполне правдоподобными. И хотя все, что я сделал для того, чтобы испытать их, было хорошо просчитано, искусственно, ненормально, отвратительно, другого пути у меня не было.

Когда незнакомка покупала книги, я улыбнулся, и она тепло улыбнулась мне в ответ. Обручального кольца не было, но я пообещал себе, что в любом случае ничего не предприму. Это был просто первый шаг: заметить кого-то, выделить кого-то из толпы. Я мог бы пригласить любую из десяти, из ста женщин, отдаленно похожих на нее.

Я произнес:

— Не хотите как-нибудь выпить со мной кофе?

Она выглядела удивленной, но не обиженной, нерешительной, но вместе с тем слегка польщенной моим вниманием. И мне подумалось: я ведь готов к тому, что разговор этот ни к чему не приведет. Но пока я смотрел, как она размышляет, что-то болезненно пронзило мне грудь. Если бы эта боль хоть частично отразилась на моем лице, женщина, возможно, потащила бы меня в ближайшую клинику.